обзорам
1.11.1.
— Тецуя.
— Аомине-кун.
Они встретились случайно возле минимаркета. Куроко неспешно пытался нашарить что-то в сумке, а Аомине не знал, что сказать. Ведь теперь первым заговаривает Тецуя. Режет правду-матку, смотрит невыносимым, пронзительным взглядом, пытается что-то доказать. Но раз Тецуя молчит, копаясь в своем мешке, Аомине думает, что сказать. Как дела? Как Бакагами? Каким дезодорантом ты пользуешься, если от тебя даже на матче, с ведрами пота на коже, пахнет чем-то сладким, чем-то почти домашним? Кто я для тебя? Почему тебе не все равно?
Почему ты ушел?
Аомине молчит. Смотрит на Куроко, но видит прошлое. Видит мороженое, стекающее по пальцам Куроко так медленно, что Тецуя с ноткой раздражения начинает слизывать подтеки растаявшего мороженого с ладони. Вылизывая венку на запястье. Почему-то, это было не запястье Дайки.
Когда взгляд Аомине проясняется, он видит, как Тецуя прикуривает сигарету и с прикрытыми глазами затягивается.
— Неспортивно, — замечает Аомине.
— Я редко, — не лжет Куроко. Пачка сигарет в его руке потрепанна и помята. И сизое облачко дыма, окутывающее губы Куроко, выглядит нереально, греховно.
— Нервишки шалят?
— Нет, Аомине-кун. Я просто не знаю, что делать, — Куроко делает еще одну затяжку и добавляет, — с тобой.
Дайки хочется снова купить Тецуе мороженое. Тем более, что сегодня дикая жара. Но вместо этого, он наклоняется к пальцам Куроко, обхватывает губами сигарету, мимолетно касаясь кожи, и впускает в легкие немного дыма. Горько и сладко.
В горле першит и хочется прокашляться, но Аомине хрипло говорит:
— Научи меня, Тецуя.
1.2. Про креветочку1.2. Про креветочку
— Ой, Тецу, ву ре ву куше авеку мува? 1 — гоготал Аомине. Они как всегда сидели на крыше Тейко между общими классами и факультативным французским. За французский давали дополнительный балл, с которым можно было писать экзаменационные тесты досрочно и спокойно отправляться на дополнительные тренировки и дружеские матчи.
— Твое произношение хуже моего броска, Аомине-кун, — вздохнул Куроко.
— Это поправимо, — хмыкнул Дайки.
Как будто он не сможет выучить глупый язык для любовечек. Пф.
*
— Le 14 juillet est la fête nationale de la France. Ce jour-là, les Français et les Françaises célèbrent l'anniversaire... 2 — Куроко тихо повторял про себя текст из учебника, немного шурясь от солнца, которое залило всю крышу своим светом.
— Эй, Тецу! Mon cher Tetsu! — пихнул его в бок Дайки.
— Что, Аомине-кун?
— Ты знаешь, как зовут любимых молодых людей по-французски? Ma petite crevette! "Моя маленькая креветочка", разве это не мило?
— Не мило. Аомине-кун, не отвлекай меня, у нас тест через полчаса.
— Это ты не милый, mon cher Tetsu. Не быть тебе креветочкой, — зевнул Аомине и заснул в тени Куроко.
*
— Ты долго, — шмыгнул носом Дайки.
— Ты не говорил, что придешь. У нас сегодня дополнительные полчаса тренировки.
— И ваша тренер-тян думает, что вам это поможет?
— Пока помогает, ты сам знаешь.
Аомине замолчал, весь нахохлившийся от холода в своей пафосной куртке с мехом. Тем временем из зала начали выползать другие члены команды Сейрин.
— Эй, Куроко, ты с нами? — К ним подошел Кагами. Как всегда с наглой мордой.
— Минутку, Кагами-кун.
— Je te veux, mon cher Tetsu, — с еле уловимым акцентом сказал Аомине, смахивая с волос Куроко снежинку.
Покрасневший Куроко смотрел на него так, что даже Бакагами, незнающему французский, было понятно, с кем и куда идет Куроко. И правильно, думал Аомине, это же его petite crevette.
1 Искаженный вариант "хотите ли вы спать со мной?".
2 14 июля — национальный праздник Франции. В этот день французы отмечают годовщину...
3 Je te veux — "Я тебя хочу".
2.1. Про РождествоРождественская муть вроде пряничков, гирлянд, Санты, елочек и прочего хлама Аомине никогда особо не интересовали. Вот Сацуки да, сразу начиналось, ой, Дай-чан, смотри, какие милые витрины, а оленята в санях, и Дайки огрызался, отходил к книжному, тайком покупая новогодний журнал с Маю-тян. Сиськи Рождеством не испортишь.
И листал Дайки журнал, который пах каким-то томным женским парфюмом, смешанным с запахом типографской краски в совершенно в не праздничном настроении. И затрещал телефон старым рингтоном, попсой, популярной года два назад. И сердце от нее совсем не начинает биться в бешеном припадке, нет.
— Тецу.
— Здравствуй, Аомине-кун. У тебя есть время сегодня купить кроссовки?
Что.
— Кроссовки? — повторил Дайки.
— Кагами-кун улетел на зимние каникулы в Америку и дал мне деньги на новые кроссовки тебе. Те, что ты ему одолжил, он не может вернуть.
— Почему это.. А, подожди, знаю, он с ними спит, смахивая скупую слезу за победу на Зимнем кубке!
— Аомине-кун.
— Не-не, думаю, он поставил их на алтарь с талисманами как у Мидоримы!
— Аомине-кун.
— Ладно, Тецу. Почему он сам не сходит со мной после каникул, кстати?
— Тогда бы тебе пришлось угощать Кагами-куна обедом. Прости, Аомине-кун, но это не каждый может себе позволить.
*
Конечно, Дайки чуть ли не врезался в Тецую, натолкнувшись на промоутера в костюме снеговика. Шел мягкий снег, взлетели листовки с ювелиркой, по всей улице слышался пресловутый Джингл Беллс, а Тецуя улыбался ему, и от его улыбки на порозовевших от холода щеках появились ямочки.
Почему, обреченно подумал Дайки, это всегда так восхитительно и больно.
— Здравствуй, Аомине-кун.
Скажи мое имя еще.
— Аомине-кун?
Еще.
— Пойдем в магазин? Здесь слишком шумно, — предложил Куроко.
— А, да. Привет, Тецу, — Дайки потрепал волосы Куроко, смахивая снежинки, и открыл дверь магазина.
И в спину ему раздалось тихое и ласковое:
— Да, здравствуй, Аомине-кун.
*
Тецу, конечно, сам того не зная, вгоняет его в состояние между жаром и дрожью, но баскетбол и связанное с ним — дело почти равное ему. Полчаса Дайки увлеченно рассматривал кроссовки, проверял на гибкость, ныл продавцу про завышенные цены и брак в товарах, придирался к дизайну, пока не отобрал две пары. Тецуя, кажется, смотрел на процесс как на представление. Или как на вольер с попугаями в зоопарке.
— Тецу, какие тебе больше нравятся?
— Белые.
— Тецу, у меня черно-красная форма.
— Красные тоже выглядят нормально, — пожал плечами Куроко.
Конечно, он купил белые.
*
И, наверное, в Рождестве что-то есть. Что-то в музыке, в уличной толпе, в криках, в ярких гирляндах, в запахе хвои. Что-то, благодаря чему Аомине шел, шуршал упаковкой пломбира, косил глаза на Куроко, с опаской рассматривающего свое мороженое: ведь, ты же знаешь, Аомине-кун, терпеть не могу, когда оно не тает; и ухмылялся.
— Мы же друзья, Аомине-кун? — вскинул к нему голову Куроко.
Ну, мне бы этого не очень хотелось. Разве что быть особенными друзьями.
— Ну, лучшими подружками мы явно не станем. Разве что при определенных условиях.
— Каких?
Не будь таким милым.
— Милым?
Походу, он сказал это вслух.
— Ну, попротивнее, что ли. И неформальнее, Тецу, ты же всегда со всеми на кейго.
Куроко помолчал и, наверно, нахмурился. Все равно дико мило.
— Замолчи, Ахомине.
Слишком мило.
— Прекрасно, Тецу.
Главное, сдерживать гогот.
— У меня тоже есть условие тогда, Ахомине-кун.
— М?
— Не смотри на меня так, как ты сейчас смотришь. И не складывай на меня руки, пожалуйста, это неудобно.
От резкого объятия Куроко уронил мороженое в снег.
— Давай, все же не будет дружить, Тецу.
— А что мы будем делать, Аомине-кун?
— Что-нибудь новое, — вздохнул Дайки, прижимая Куроко к себе, и легонько прикоснулся губами к голубым волосам. — Придумаем.